Ганнибал

«Этика превращается в эстетику».

Hannibal

Сериал «Ганнибал» занимает уникальное место в ряду кинематографических произведений, и, безусловно, выдающееся – в жанре сериала.

Он является постмодернистским римейком как романов Томаса Харриса «Красный Дракон», «Молчание ягнят», «Ганнибал», так и одноименных фильмов, в которых роль доктора Ганнибала Лектера исполнил Энтони Хопкинс.

Канва детективного повествования, которой обрамлена фабула сериала, хорошо знакома. Она строится по достаточно типичному образцу фильмов категории «хоррор», где в атмосфере урбанистического нуара неуловимый маньяк совершает свои убийства. А по его следу идет детектив, обладающий нестандартным мышлением и выдающимся чутьем.

Эта серийная упаковка серийных маньяков и свидетельствует о постмодернистском характере этого произведения, благодаря стандартной схеме сюжета доступного и привлекательного для массового потребления.

Чтобы избежать повторов, взаимоотношения персонажей раскрываются с привнесением оригинальной трактовки: в сериале журналист Фредди Лаундс – женщина, а Ганнибал – психотерапевт Уилла Грэма. Этим обеспечиваются рейтинги.

Что же касается внутреннего содержания, то «Ганнибал», судя по количеству цитат и реминисценций, отсылающих к классической литературе, классической музыке, а также различным философским и психологическим школам (в основном, постклассическим) явно предназначен для элитарного зрителя: «Мы – углеродный ансамбль», «Я отказался от добра и зла ради бихевиоризма», «Структура грибницы отражает человеческий мозг – сложную сеть связей», «Форель  – ницшеанская рыба. Ее дикое существование особо отражается во вкусе и аромате. Мы примем этот опыт и он нас изменит. С этой точки зрения, мы все – ницшеанские рыбы», «Слова живые. У них есть индивидуальность, точка зрения, замыслы. Они охотятся стаей».

Наиболее интересным пластом смыслов, заложенных в сериале через символический ряд, является его мифологическое содержание. Образ Рогатого Бога, воплощающего в себе мистическое единство охотника и его жертвы, проходит сквозь все серии. Этот мифологический мотив мы видим в палеолитической живописи (пещера Труа-Фрер, изображение первобытного шамана), в боге Кернунне кельтской мифологии (рогатое божество на бронзовом котле из Гундеструпа),  в герое английского фольклора Херне-Охотнике (образ, восходящий к вышеупомянутому Кернунну), в печати Повелителя зверей Пашупати (Мохенджо-Даро). Миф о Боге-Олене, воплощающем две ипостаси – преследователя и добычи, восходит к каменному веку, как и мотив каннибализма. Собственно, в одной из серий напрямую упоминается о широко известном факте каннибализма в первобытной культуре, подтверждаемом археологическими свидетельствами, а также о популярной антропологической теории исчезновения неандертальцев вследствие пищевых пристрастий наших предков-кроманьонцев.

 

  

Помимо всего прочего, «Hannibal» – наиболее совершенный из виденных мною сериалов по цветовой и композиционной эстетике кадра. К третьему сезону режиссеры с наслаждением шлют куда подальше массового зрителя и разворачивают перед нами художественное полотно, где главенствует принцип «искусство ради искусства». Диалоги становятся все более отвлеченными, или, с другой стороны, происходящее служит лишь дополнением выражаемых в диалогах концепций. Зрительный ряд уводит нас все глубже, к субъективным переживаниям героев, где фантасмагория изображаемого служит метафорой происходящего во внутреннем мире. 

Пожалуй, для завершения здесь лучше всего подойдет цитата из еще одного классического произведения нашей эпохи: «Слишком дикий, чтобы жить, слишком редкий, чтобы умереть».

Руслан Кулешов,

к.н. культурологии

Роман В.Пелевина "t"

Есть несколько романов Пелевина, оказавших на меня непреходящее влияние. Это, разумеется, «Generation P», вызывающее ностальгические чувства у всех наших поколений П, по вполне понятным причинам. Это «Чапаев и Пустота», стиль и метафизическая глубина которого говорят сами за себя. И есть еще одна книга, которую я всегда относил к числу наиболее мощных по своему воздействию произведений Виктора Пелевина. Роман «t».

Популярность «t» не столь велика у читательской аудитории по сравнению с вышеупомянутыми произведениями или теми, что написаны вслед за ним. Быть может, потому, что это роман, написанный о писателе и для писателей, соткан из метафор, понятных и близких, прежде всего, людям, имеющим опыт создания художественной литературы.

С другой стороны, это произведение так же открыто для читательских интерпретаций во всей своей многоуровневости, как и «Чапаев и пустота». «t» составляет с ним, в каком-то смысле, единое целое. И дело даже не в том, что Чапаев – один из персонажей «t». Как и не в тщательной стилизации под классическую литературу XIX века.

«t» – это возвращение к философии брахманизма, воплощенной в этом романе, как и в «Чапаеве и Пустоте", через систему метафор. Разумеется, с традиционными для Пелевина буддийскими коннотациями. Подобно «Чапаеву и Пустоте», эта книга выходит за рамки литературы, указывая нам на наше собственное восприятие и систему мышления.

«t» – это роман о Тебе, и это есть Ты.
        Цитируя «t», – «Т. TVAM ASI».

Кулешов Руслан,

к.н. культурологии